«Вы нерусская и читаете? Как необычно!»

Девятое августа — день коренных народов мира. В России таких народов больше сорока. На протяжении нескольких веков они часто подвергались переселениям, сталкивались с запретами и пренебрежительным отношением, но всё же пытались сохранить свою культуру.

Мы публикуем первый текст коллаборации «Вёрстки» и ФАС — Феминистского Антивоенного Сопротивления. В нём представительницы разных народов РФ и других стран рассказывают, как им живётся в «многонациональной» России и с каким отношением приходится сталкиваться в государстве, которое заявляет о необходимости «денацификации» своих соседей. (Имена героинь и их места проживания не указываются по их просьбе из соображений безопасности.)

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

«Меня в детстве обзывали узкоглазой, китаёзой»

Я бурятка, и российское общество считает меня человеком второго сорта. Ни я, ни мои предки не жили спокойно и не чувствовали себя полноправными гражданами страны.

Мой прадед был судим по 58 статье УК РСФСР за панмонголизм (движение за объединение монгольских народов в единое государство. — Прим. ред.). Десять лет он провёл в трудовом лагере на Колыме. Из-за этого моего деда травили в школе за то, что он «сын врага народа». Меня в детстве обзывали узкоглазой, китаёзой, а однажды в детском лагере избили до крови.

Когда я выросла, я приехала учиться в Москву. Там полицейские по несколько раз в месяц останавливали меня для проверки документов, часто намекали на взятку. А уж сколько раз у меня не получалось снять квартиру, трудно и сосчитать.

При Сталине у бурят отняли традиционную письменность: перевели на латиницу, потом на кириллицу. В XXI веке Федеральное собрание вообще запретило народам России использовать какую-либо письменность, кроме кириллицы (в 2002 году Госдума приняла поправку в закон «О языках народов Российской Федерации»; он запретил использовать иные алфавиты, кроме кириллицы. — Прим. ред.).

В регионах, где большая часть населения — буряты, распространён буддизм. При этом люди, которые исповедуют его, не могут встретиться со своим духовным лидером далай-ламой в России, потому что правительство не хочет портить отношения с Китаем (далай-лама XIV покинул Тибет после того, как его насильно присоединили к Китаю. — Прим. ред.). Буддистам приходится ездить в Ригу или в Индию, чтобы удовлетворить свои духовные потребности.

Права моего народа нарушаются даже в сфере здравоохранения. Наверняка мало кто из россиян знает, что кислородные маски в России делаются только на европеоидное лицо. Если такую маску использует азиат, то на носу остаётся зазор, и через него теряется много кислорода. Получается, что из-за своей расы пациенты не получают должной медицинской помощи.

Несмотря на всё это, буряты остаются гражданами России. Они служили и служат в Советской и Российской армии, отдают жизни за государство, которое дискриминирует их и допускает расизм в обществе. При этом каждый раз, когда я говорю о российской колонизации, кто-нибудь выливает на меня ушат помоев. Обычно что-то в духе «будь благодарна, что жива».

И всё-таки я чувствую ветер перемен. В последние годы поднимается волна интереса к нашей национальной культуре, происходит возвращение к корням. Молодые бурятки и буряты задаются вопросами о своей этнической идентичности, учат родной язык почти с нуля. Набирает популярность традиционная бурятская каллиграфия.

Я чувствую, что и в целом в российском обществе меняется отношение к этническим проблемам, которые долго замалчивались. Вырисовывается возможность диалога, осмысления исторической травмы, общественной дискуссии, — неприятной и болезненной, но несущей в себе потенциал перемен к лучшему.

«Такой национальности нет»

Я родилась на Севере, у самого Белого моря. На моей родине снег лежит восемь месяцев в году, а в небе по ночам мерцает сияние. Когда мама собирала меня в школу, она говорила: «Кижа (мягкий, рыхлый снег. — Прим. ред.), — и натягивала мне капюшон поглубже, чтобы снег не облепил мне шапку и шарф слишком быстро. — Берегись навеси».

Я с детства занималась подлёдным ловом и греблей, умею плести сети. В мои ранние годы вокруг всегда были снег и море.

Я — поморка. Мой народ ближе к скандинавам, чем к русским. Но с виду не отличить, поэтому я не сталкивалась с дискриминацией по внешности. Правда, однажды в начальной школе учительница назвала меня трескоедкой, и эта кличка прилипла ко мне на долгие годы.

И всё же такие случаи были единичными. Но хоть я и не переживала прямой травли, с детства мне приходится вести войну с Россией за свою самоидентификацию.

Поморы — непризнанная нация. В 2011 году Минюст ликвидировал нашу единственную официальную общину. Многие считают, что у нас нет своего языка, но это неправда. Наш язык существует, он старше литературного русского и лёг в основу современного русского. Лингвисты рассматривают его как один из старейших языков (есть точка зрения, что наряду с другими языками именно «поморская говоря» легла в основу русского языка; но долгое время российские и советские учёные продвигали идею, будто это лишь диалект русского. — Прим. ред.).

Нам говорят, что наша культура — русская. Но попробуйте приехать ко мне на родину. Наши строения вы не спутаете ни с какими другими. Распробуйте нашу кухню, послушайте наши сказки, загадайте желание птице счастья (поморы вешают в доме деревянных голубей в качестве оберегов. — Прим. ред.), а потом скажите большухе, что она русская, и попробуйте указать ей место в семье (поморы называли большухой женщину, которая оставалась в доме за главную, когда муж уходил в плаванье. Позже так стали называть старшую женщину в доме. — Прим. ред.). Посмотрим, куда она вас пошлёт.

Зимой я вышла замуж. Подавая документы в ЗАГС, в графе «национальность» я указала «поморка». Но почему-то в свидетельстве было написано «русская». Сотрудница ЗАГСа внесла изменения самостоятельно. Она объяснила, что «такой национальности нет». Пришлось менять документы со скандалом.

По закону люди могут сами определять и указывать свою национальную принадлежность. Но на практике очень тяжело доказать, что ты «не русская», если у тебя славянская внешность. Говорят: «Так не бывает», «Так вам будет проще». Бывает. Не будет. По паспорту я россиянка, а по национальности — поморка. Я есть.

«Вы нерусская и читаете?»

Я из Ингушетии — самой крохотной республики в России. Всю жизнь за пределами родного региона я постоянно сталкивалась с национализмом.

Впрочем, впервые это произошло ещё там, на родине. Наша преподавательница вязания — русская женщина — сказала нам, что русские дети якобы схватывают всё в разы лучше и нам до них далеко. Я тогда, будучи ребёнком, не понимала, что же такого особенного в этих русских детях, почему они так недосягаемы?

Когда я стала старше и начала пользоваться интернетом, я ещё больше осознала, что в России я человек второго сорта. Я видела сообщения о «хачах», «чурках», «понаехавших», «неандертальцах», «террористах», «спустившихся с гор». Любое мнение, которое я высказывала, могло быть аннулировано, потому что я «нерусская». В конце концов я вообще перестала комментировать какие-либо посты.

Через несколько лет я переехала в другой город, в основном населённый русскими людьми. Я заметила, что у них есть непробиваемая вера в то, что Россия стала для малых народов просветительницей, освободительницей, желанной вершительницей судеб. Это при том, что в 1944 – 1958 годах мои предки были депортированы как враги народа. Смущает ли русских людей то, что в истории их страны есть такой эпизод? Большинство даже не догадывается о его существовании.

Более того, многие уверены, что малые республики, в частности кавказские, совсем пропали бы без «России-матушки», а все насильственные действия в отношении жителей этих республик были вынужденными.

Не проходило и месяца, чтобы я не столкнулась с национализмом. Это могла быть очередь в магазине, где бабушка пыталась нагло отодвинуть меня со словами: «Понаехали, чурки». Или однокурсница, которая пыталась доказать мне, что народы Кавказа «генетически» менее развиты.

Пожалуй, чаще всего я сталкивалась с национализмом из-за любви к чтению. С десяток раз разнообразные ловеласы пытались начать со мной разговор словами: «Вы нерусская и читаете? Как необычно!» Когда я рассказываю эти истории, кому-то может показаться, что я преувеличиваю. Но поверьте, незачем выдумывать и преувеличивать то, что в действительности происходит постоянно.

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

«Мне неохотно давали роли, а мой разрез глаз оказался „неудобным“ для грима»

Мне 29 лет, я родом из Астраханской области. Мой отец — казах, переселенец. Он приехал ещё при советской власти. Мама — метиска. Её предками были ногайцы родом из Крыма и каракалпаки. Правда, и она, и её родители записаны в документах как казахи. По её рассказам, это потому, что в сельсовете, где они оформлялись, сказали: «Пишите всех казахами! Нечего тут нацменов разводить!»

В общем, мне досталась восточная внешность, хотя я не похожа на представительницу какой-либо определённой нации. Языков предков я не знала, религии тоже. Воспитывалась в «русском» духе. Неудивительно, ведь моих дедов лишили их культуры.

До определённого возраста я не понимала, что внешне отличаюсь от других детей. Но потом услышала в средней школе в свой адрес слово «корсачка». Оказалось, это типичное оскорбление для всех нерусских в Астраханской области.

Потом родителям по работе нужно было переехать в Казахстан, и мы прожили там несколько лет. В те годы я не ощущала себя «не такой» и не сталкивалась с дискриминацией. Зато прочувствовала её, когда после школы вновь приехала в Астрахань и поступила в театральный вуз — я очень любила театр.

От преподавателя по сценической речи я услышала, что у меня есть «акцент и говор». На самом деле такого просто не могло быть, ведь я росла в России и с рождения говорила на чистейшем русском. Роли мне давали неохотно, а мой разрез глаз оказался «неудобным» для грима.

Позже, в 20 лет, я пришла к религии. После сильного жизненного потрясения я пришла в церковь и решила окреститься. Мне казалось, что там я действительно как дома. Но всё же мне запомнилось, как при крещении мне сказали: «Ты теперь православная, а значит, наша, русская». А ведь сам Христос говорил, что «нет ни эллина, ни иудея», — все люди равны.

С тех пор я ездила по России, жила в разных городах. В одном из них я встретила своего будущего (а теперь уже бывшего) мужа — наполовину русского, наполовину украинца, родом из Казахстана. Вместе мы переехали к нему на родину. Оказалось, что и в Казахстане людям не чужд национализм и империализм. Православной свекрови не нравилась «нерусская» невестка — «мамбетка», как она говорила. Она волновалась за то, как будут выглядеть внуки. Спрашивала меня, не бывала ли я раньше замужем и нет ли у меня детей. «Ваши рано замуж выходят», — поясняла она, имея в виду, видимо, азиатов.

В итоге мы развелись. Теперь у меня есть «интернациональный» сын. В будущем я хочу познакомить его с культурой предков, с казахским языком, со всем, чего была лишена я и мои предки. Ведь нам для выживания нужно было быть частью «русского мира».

«Приедут сюда и ведут себя как дома»

Мой отец азербайджанец, а мама русская. Внешность я унаследовала от отца, а вместе с ней — пренебрежительное отношение со стороны россиян.

В школе я училась в 90‑е, и тогда бывало особенно туго. Во всех бедах принято было винить «черножопых». Не буду перечислять всё, что говорили мне одноклассники и ребята во дворе. Расскажу несколько историй, которые особенно запомнились, — наверное, потому, что участниками в них были взрослые.

Однажды мне нужно было в детскую стоматологию. Со мной пошёл папа, для этого он отпросился с работы. И вот мы сидим ждём. Приём задерживается. Отец начинает нервничать, потому что обещал вернуться на работу к определённому времени. Подходит женщина и вкрадчивым голосом просит пропустить её вместо нас, мол, она опаздывает куда-то с сыном. Папа объяснил, что в другой ситуации обязательно бы помог, но он и сам опаздывает. У женщины сразу поменялась интонация и выражение лица. «Понятно, вы все такие. Приедут сюда и ведут себя как дома», — сказала она.

Ещё одно воспоминание: учительница права в школе инициировала дебаты на тему межнациональных конфликтов. Большинство детей транслировали позиции своих родителей, и эти позиции были, мягко говоря, недружелюбными. Я до сих пор помню, как старалась не заплакать и всё же не удержалась. За неделю до того урока моему дяде пробили голову на станции метро «Царицыно», когда скинхеды устроили бойню на рынке. Он остался инвалидом.

С возрастом переживать нападки стало легче. Я поняла, что в некоторых случаях на них нужно отвечать, а иногда можно забить. Но в целом всё равно приходилось жить в напряжении и как будто постоянно доказывать, что я не хуже других.

Помню, как однажды, лет в пятнадцать, ехала в трамвае. У меня был комплект: шапка и шарф, которые связала мне тётя. Я чувствовала себя такой модной и симпатичной. Вижу, на меня смотрит приятный парень примерно моего возраста и улыбается. Мне показалось, это выражение симпатии, и я тоже улыбнулась. Когда я встала, чтобы приготовиться выйти на своей остановке, он тоже встал и стал рисовать что-то на запотевшем стекле. Я покраснела, подумала, это будет что-то милое. Но он нарисовал сжатый кулак и на нём свастику. Такая вот романтическая история.

Сейчас я чувствую себя свободнее и уже не держу обид, не пытаюсь что-то доказывать. Но бывают ситуации, в которых я не знаю, как реагировать на поведение окружающих. Например, когда друзья или русские родственники в разговоре называют кого-то «хачом» или «чуркой» и даже не осекаются. Это норма, происходит на автомате.

Недавно я пошла на собрание нашего СНТ (садового некоммерческого товарищества. — Прим. ред.). Там я заговорила о неправомерности действий правления и получила контраргумент: «Ты чего развыступалась? У тебя хоть гражданство есть?»

Я родилась и выросла в России. Я люблю эту страну. Но сейчас она больна, и заболела она куда раньше, чем начались все нынешние события. Но именно теперь это стало очевидно.

Не все русские — империалисты, не все считают себя исключительными и богоизбранными. Хочется, чтобы никто не вешал друг на друга ярлыки. Мы сложнее и состоим из миллионов особенностей. Давайте не будем думать, что знаем о человеке всё потому, что он определённой национальности.

Фото на обложке: Baran Lotfollahi / Unsplash

Редакция «Вёрстки» совместно с Феминистским антивоенным сопротивлением