«Хочу сыну подать пример, чтобы знал, что бояться нечего»: зачем на третий год войны россияне едут в окопы

Контрактникам в Москве городские власти платят почти два миллиона рублей за подпись на договоре с Минобороны. Поэтому с августа 2024 года в Бутырском районе столицы стоит очередь из мужчин 18 – 65 лет со всей России, приехавших записываться на войну. Приходят и женщины. «Вёрстка» публикует репортаж, для которого поговорила с сотрудниками пункта отбора и десятками желающих пойти воевать. Кто и зачем приходит подписывать контракт на третий год войны? Кому могут отказать и есть ли у сотрудников задача отправить на войну всех желающих без исключения? И наконец — почему россияне всё ещё готовы воевать и что заставляет их сомневаться в этом решении?

18+  НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЁН, РАСПРОСТРАНЁН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ГЕРАСИМЕНКО ОЛЕСЕЙ МИХАЙЛОВНОЙ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ГЕРАСИМЕНКО ОЛЕСИ МИХАЙЛОВНЫ

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

До большого пятиэтажного здания на улице Яблочкова от станции метро Тимирязевская идти десять минут. За это время, если погода хорошая, можно увидеть пару десятков палаток, растяжек, тумб и машин с плакатами о службе в армии и амуницией в подарок. На каждом перекрёстке зазывалы в армейской форме раздают флаеры и листовки, приглашая на новую работу — воевать. Мимо них идут толпы студентов МГЮА в цветастых куртках — у будущих юристов перерыв между лекциями, сейчас будет обед. На плакаты с цифрами 5 200 000 они внимания не обращают. У здания, где заключают контракты с Минобороны, студенты смешиваются с пожилыми мужчинами в одежде цвета хаки, с полицейскими в бронежилетах, с женщинами и детьми, которые приехали провожать отцов на войну. Студенты проходят мимо полицейского УАЗика, не глядя на толпу у ворот.

На входе в пункт стоят двое полицейских с автоматами. У дверей два стеклянных куба — в них манекены в солдатской форме, без лиц. С девяти утра тут выстраивается очередь: первыми в центр идут приехавшие ночными поездами в Москву жители других регионов. Внутри привычный москвичам открытый офис в духе МФЦ. Электронная очередь. В дни, когда «Вёрстка» говорила с будущими контрактниками, в громкоговоритель объявляли номера ближе к сотому, хотя ещё не было и обеда. Каждый раз, когда «Вёрстка» связывалась с новобранцами, зал был полон.

Очереди в пункт отбора появились после 6 августа — когда началось вторжение украинских войск на территорию Курской области. «Теперь у нас по 500 человек в день, вообще не вывозим, — рассказывал в августе „Вёрстке“ один из психологов центра. — Обычно сотрудники были на чилле, в шесть вечера уже уходили домой, днём в парке тусовались на полном расслабоне, а тут случается Курск — и они идут, идут, идут. Мы начали работать до десяти вечера».

Ажиотаж был вызван не только подъёмом патриотических настроений. 23 июля, как будто предвидя прорыв российской границы, мэр Москвы Сергей Собянин подписал указ о том, что выплатит 1.9 млн рублей каждому контрактнику, отобранному на военную службу в городском пункте. С учётом зарплаты, московских и федеральных надбавок правительство Москвы посчитало, что общая сумма выплат военнослужащему-контрактнику «составит свыше 5,2 миллиона рублей за первый год службы».

После этого в Москву потянулись мужчины из всех регионов России. «По ощущениям, у нас сейчас четверть москвичей, все остальные приезжают. Если ты живёшь в Уфе — ты можешь заключить контракт там, но тебе заплатят 400 тысяч подъёмных от города. Или ты можешь можешь купить себе билет, прилететь в Москву, получить два ляма и пойти на войну от нас».

Московские выплаты — а речь идёт о суммах, которых подавляющее большинство соискателей никогда на своих банковских счетах не видели, — в сочетании с решением Владимира Путина о том, что впервые контракт могут подписывать люди вплоть до 65 лет, привели к тому, что в очереди среди молодых людей из техникумов и мужчин в камуфляже с шевронами Z и медалями за взятие Бахмута сидят сотни отцов семейств предпенсионного и пенсионного возраста. Их рассуждения просты: «Я пожил, сыну щас квартиру возьмём, ну убьют — ну что теперь». В окопах мужчин старше 50 всё больше, подтверждает «Вёрстке» один из офицеров ВДВ, воюющий на херсонском направлении. По его словам, ситуация с новыми контрактниками «печальная». «Сейчас мы тут вперемешку с мобиками стоим, и процентов 40% старше 50 лет. А из новых три четверти старики. Печально, но обстановка рабочая»

Добровольцы в возрасте, как правило, приезжают на пункт отбора с семьями, их сопровождают жёны и дети. Один из собеседников «Вёрстки» во время разговора увидел, что по залу бегает ребёнок лет пяти в фуражке, которую ему дал кто-то из очереди. Сосед подмигнул мужчине с шевроном на рукаве: «Наша смена подрастает».

В фойе пункта отбора стоит автомат с кофе, чипсами, газировкой. На стенах плакаты: «Чем шире границы, тем дальше враги» и «Победа лишь дело времени! Не медли!». В углу обычно лежит свежая пресса: один из собеседников присылает фотографию номера «Вечерней Москвы». Там напечатан плакат 1942 года с трупом под ногами советского солдата и надписью «Русский народ никогда не будет стоять на коленях».

В том же зале стоит телевизор с плейстейшн — можно поиграть в Atomic Heart — компьютерную игру в жанре шутера от первого лица российской студии Mundfish. Собеседник «Вёрстки» говорит, что молодой человек из очереди, чтобы скрасить ожидание, как раз уселся с пультом перед экраном.

Дождавшиеся идут по цепочке из врачей, гражданских психологов, юристов, военных, нотариусов и сотрудников банков. Всех согласных подписать контракт оформляют на работу в Мосгаз, Мослифт или другое учреждение жилищно-коммунального комплекса Москвы. В распоряжении «Вёрстки» есть несколько экземпляров таких договоров. Их заключают, чтобы контрактник получил дополнительные «московские» выплаты, это плюс 50 тысяч рублей к зарплате ежемесячно. Другая причина оформления этих трудовых договоров — схема проведения почти двухмиллионный выплаты от правительства Москвы. Эти деньги поступают на счёт контрактника вместе с зарплатой от Мосгаза или Мослифта на карты Сбера, ВТБ «и других наших не запятнанных банков», рассказал «Вёрстке» один из сотрудников центра.

«С точки зрения детей и их будущего — у них всё будет хорошо»

В словах будущих контрактников, которых удалось выслушать «Вёрстке», идея патриотизма идёт рука об руку с потребностью в деньгах. И чиновники готовы такой нуждой пользоваться. Пока «Вёрстка» готовила этот репортаж, московские подъёмные переплюнул губернатор Белгородской области Гладков, пообещав каждому гражданину России, заключившему контракт в белгородских военкоматах с 7 октября до 31 декабря, 3 млн рублей.

«Большинство из приходящих сюда мало зарабатывает, — признаёт один из специалистов пункта отбора в Москве. — Но почти все говорят о патриотических чувствах, когда спрашиваешь, в чём мотивация. Некоторые упоминают долги. Конечно, все уверены, что выживут, но не думать вообще о смерти они не могут. И естественно умирать за 30 тысяч рублей они не готовы. У подавляющего большинства есть дети, и они понимают, что с ними надо вопросы решать. И когда они для себя принимают решение умирать из патриотических соображений, они знают, что это дает определённые гарантии их детям».

Почти все жёны знают и осознанно отпускают мужчин на войну, говорят сотрудники пункта. «Ну потому что это круто для жён. Она понимает, что с точки зрения её детей и их будущего — у них всё будет хорошо. А если работаешь ты на мебельном предприятии за 30 тысяч в месяц, какие у вас другие выходы могут быть вообще?»

Другая причина — обещанные государством бесплатные кружки, дополнительное образование, места в садах, школах и вузах для детей участников войны с Украиной.

— Эти мужчины много думают про высшее образование детей, например. Количество бесплатных мест с каждым годом всё меньше. И они понимают, что трём детям они учёбу никогда не оплатят.
— У них самих при этом чаще всего высшего образования нету?
— У большинства нет высшего образования. По моим ощущениям, 80% техникумы, 15% — девять классов, 5% — с высшим образованием, некоторые с тремя залетают. Философское, историческое. Вообще видно по тому, как они одеты — кто-то приходит уже в камуфляже, специальные ткани, удобные вещи. А кто-то приходит в пиджаке. И ты спрашиваешь у них: «Вы как сами считаете, много людей в пиджаке к нам приходит?»

«Годами играл на компе. И тут тебе предлагают — хочешь сыграть в ещё одну игру?»

В разговорах с желающими пойти воевать можно услышать ещё одну причину их решения. Это надежда, что они смогут хотя бы чего-то в жизни добиться, достичь хотя бы одной цели. «Большая часть мотивации связана с тем, что они неудачники, — считает один из социальных работников центра. — Пройти войну для них — одна из немногих целей в жизни, которую реально достигнуть. Они так и говорят — мне 35, я полный лузер, это мой последний шанс».

30-летний Дмитрий учился «в частной платной гимназии», но в МГТУ «Станкин» учёба пошла не очень. Осилил три курса, ушёл в армию, в 2019 году дембельнулся, работал строителем, пожарным, официантом, грузчиком. «Мне и раньше предлагали армию, но я хотел больше на гражданке попробовать. На гражданке не получилось. Нету стабильности. Не получилось».

Обувщик Иван говорит, что хочет отдать долг родине, что в Курске живут родственники — но и что деньги не помешают. «Вчера были проводы. Сам не пью. Хочется наград. Чтобы сын увидел, что я не просто так тут на гражданке мотаюсь… Хочу проявить себя».

Строитель Геннадий сидел за кражу, потом встретил девушку, «ребёнком обзавелись, но не сложилось». «Но мы и не расписывались. Что дальше? Бухал, работал. Не бухал, работал. Контракт пришлось идти подписывать, чтобы жить по-другому начать. Жизнь у меня наладится. У меня ж никогда не было военного билета, не мог на нормальную работу устроиться».

Николай был прорабом, сварщиком, строителем на севере: «Помотало меня. Нигде не выгорело. Тут вдруг смогу проявиться». 20-летний Денис «на гражданке всё попробовал, ничего не получается делать, вдруг на СВО выйдет что-то».

Психологи называют такую проблему «социальным лузерством», «жаждой хоть какого-то успеха, навязанного патриархальным обществом», «стремлением к самореализации, когда любые другие социальные лифты не доступны». «У людей, живущих в соцсетях, есть культ достижений, и нам кажется, что все пиздец успешные. Но суровая реальность жизни в России, да и в мире, такова, что все в полной жопе. И это как бы нормально, — рассуждает один из соцработников. — Можно полностью обосраться, пробухаться, пролениться, проебаться, в отношениях не получилось, семьи нет, годами лежал, в комп играл. И тут тебе предлагают — хочешь сыграть в ещё одну игру? Есть ненулевые шансы, что пройдёт ненормально. Но при этом у тебя будут деньги, профессия, статус, уважение и внимание общества. И у них загораются глаза».

Приходят за карьерой на войне и женщины. «Они все более жизнерадостные, позитивные, над ними не висит эта патриархальная обязанность „добиться“, „быть мужиком“, нет разочарования в своей роли», — говорит один из социальных работников. Женщины могут заключать контракт с Минобороны и ехать воевать, только если они моложе 45 лет. За неделю в пункт отбора их приходит по 15 – 20. Не только медики и повара, есть снайперши, уточняют сотрудники центра. «Она имеет право заключить такой же контракт, как любой мужчина. Но кем её отправят служить по этому контракту — вопрос к командованию. Повар, медсестра, а есть опция взять винтовку и пойти в лес».

Одна — незамужняя, молодая, красивая — говорит, вот сейчас там и найду себе кого-то. Другая рассказала, что муж на войне, детей нет: «Я не хочу сидеть его ждать, мне плохо, пойду туда тоже». Третья артистка ансамбля песни и пляски после поездок в Сирию и на оккупированные территории решила, что лучше петь песню «Выйду ночью в поле с конём», будучи при звании, а не просто на гражданской должности. Была мать с трехлётним и годовалым детьми, один из собеседников «Вёрстки» спросил её — а как же дети. «С ними всё нормально, — парировала та. — Останутся с бабушкой и с отцом».

«Правильно — это пойти на войну»

Сотрудники пункта отбора на Тимирязевской рассказывают, что почти половина желающих заключить контракт в Москве отбывали срок в колониях по самым разным статьям, от разбоя в 90-ые до продажи наркотиков в 20-ые. Для многих из них служба и армейское звание — способ исправить «ошибки молодости». «Снять клеймо уголовника — очень сильная мотивация, — говорит один из юристов, работающих в центре. — Они так и говорят: я не хочу, чтобы мой срок был проблемой для моих детей. Завершение срока для них — херня, а вот списание судимости — это для них очень круто. А вдруг у меня дети в МВД захотят пойти служить? То есть предыдущее своё решение они воспринимают как ошибочное, а теперь хотят, чтобы правильно всё было. Правильно — это пойти на войну».

В августе подписывать контракт приходили и находящиеся под следствием люди, те, у которых ещё не было суда, но уже появилась возможность уйти на войну вместо того, чтобы ждать приговора. Одним из таких соискателей была девушка — рассказала, что полицейские задержали её с килограммом гашиша, завели уголовное дело: «Поймали, мне надо исчезнуть. А ещё у меня кредиты там… Короче, я поехала». Несмотря на открытое уголовное дело, ей оформили все документы и отправили на территорию Украины.

Официальным такой путь стал в сентябре 2024 года: Госдума приняла два законопроекта об освобождении от уголовной ответственности людей, которые совершили преступления, если они подпишут контракт с Минобороны и уедут воевать. Теперь обвиняемым в преступлениях уйти на фронт можно на любой стадии уголовного процесса: сразу после задержания, и в СИЗО, и во время суда, и когда уже живёшь в колонии. Достаточно признать вину и тем самым повысить статистику раскрываемости преступлений, которая до сих пор служит главным критерием эффективности работы сотрудников МВД.

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

«Ну убьют. А чего теперь?»

Михаил Сергеевич — бывший сварщик. Три года назад развёлся, но с бывшей супругой обсуждал решение уйти на войну. «Что она сказала? Честно? Что я мудак. Но у меня щас сын срочник, его отправляли в Белгород. Щас опровергли по состоянию здоровья, будут делать операцию — гайморит, проколы. Но часть их уже ушла под Белгород. Я хочу его защитить. Чтобы срочники в войне не участвовали. А то — ну что ща творится… Какую-то лепту я могу внести. Трое товарищей у меня уже погибло, а что я ещё могу тут сказать… В смысле справедливая ли война? Как понять вообще, может ли война быть справедливой? Защитить свои границы — это конечно…. Но что мы за чужую границу полезли — тоже не очень…»

Виктор — ветеран второй чеченской. «Я не за деньги. Супруга ревёт, но я считаю, что надо идти. Не молодым же воевать. Ну надо, а что я все сижу, пожилой человек, а там молодёжь воюет, которая даже женщин не видела ещё…» Спустя три вопроса выясняется, что сын Виктора провёл на войне семь месяцев, вернулся и покончил жизнь самоубийством. Повесился за городом, скинув предварительно геолокацию жене. Она осталась с двумя детьми — третьеклассником и десятимесячным. «Ну, я его похоронил, памятник поставил. И вот пойду».

Всем желающим попасть на фронт задают десяток стандартных вопросов: какое у них образование, когда последний раз пили, употербляют ли наркотики, обращались ли к психиатру, какие есть татуировки, что думают о войне и почему хотят заключить контракт. Этим занимаются сотрудники московской службы психологической помощи, которую в 2024 году сильно сократили. Теперь её специалистов, которые раньше бесплатно помогали горожанам переживать трудности, отправили на отбор будущих солдат. Несколько контрактников рассказали «Вёрстке», что они отвечали во время этого анкетирования.

Сергей Валерьевич, кладовщик, девять классов образования. «Почему заключаю контракт? Много знакомых туда пошли, и я с ними за компанию. Патриотические чувства у меня? Не-не, просто много знакомых, и я с ними за компанию. Алкоголь последний раз принимал вчера. Риски осознаю, всё-всё осознаю. Буквально же каждый день про потери читаю. Что буду делать, когда вернусь? Да я не знаю, вернусь я или нет… ну у меня дети, у меня семья… жена не против…»

18-летний Владимир, как закончит контракт, хочет стать психологом. «У меня с детства родители, как его, безответственные. Били нас всё время. Трое младших братьев на мне были. Меня забирали от родителей в социальный центр, потому что они распускали руки… Пришлось, как его, быстрее вырасти и стать, как его, более ответственным. Я после девятого класса постоянно работал. В столовой, курьером, инструктором, как его, в пейнтбольном клубе. …Я хочу потом экстернатом 10 – 11 класс закончить и поступать на психолога в институт. И уже дальше, как его, работать в этом плане. Чтобы менять что-то и делать лучше. Осознаю, что меня могут убить. Если убьют, значит, как его… Моя дорога там и должна закончиться. А вообще у меня, как его, есть цели. Мне знакомая из МИДа говорила, что люди идут туда не умирать, а побеждать».

Вадим — помощник мастера на заводе, работает за 50 тысяч рублей в месяц. «Иду финансово подтянуться, не людей убивать. Надеюсь, как раз в год-полтора уложимся и вернёмся».

У Николая трое детей — два года, три года и пять лет. «Меня здесь ничего не держит, — говорит многодетный отец. — Мне очень надо туда попасть. Отдаю себе полный отчёт, что меня там могут убить. Друг туда уже ушёл. Мотивирует, что эти военные действия идут уже в России, хотелось бы, чтобы это быстрее закончилось».

Александр, подполковник запаса с 30 годами военной службы от Дальнего востока до Ярославля. «Контракт хочу ради детей. Одному четыре исполняется, старшей девочке 17 лет. Жена сначала ругалась, потом я победил. Она поняла, что ради детей. Можно ли было этой войны избежать? Конечно. Если бы не было поддержки сателлитов, не было бы обмана страны, не было бы унижения наших детей и нашей нации, то, конечно, этой войны можно было бы избежать. Я считаю, что это правильно, что мы начали стоять за себя и за своих детей — что главное. Война закончится нашей победой. Считаю, что Одессу надо брать, а дальше посмотрим, если Боженька с нами и помогает». Как и кто именно унижал российских детей, подполковник не уточнил.

Валерий Павлович заключил первый контракт в 2016 году, потом работал на стройке, потом в такси, потом снова на стройке. «Случился прорыв в Курской области — и я решил пойти. Кажется, что я опытный и всю степень риска осознаю хорошо? Сомневаюсь. Если бы я хорошо осознавал, то тут бы сейчас не болтался.
Но моя первая проблема — финансовая. Ну, и кому-то может смешно показаться, но я очень люблю свою родину. Считаю ли я войну справедливой? Да я уж не знаю, она уже началась… Моё мнение — можно было обойтись, но там кому-то виднее меня, я меньше знаю… но раз уж она случилась — надо идти до конца, а его пока и не видно даже… Вернуться бы».

Дмитрий, осуждённый по трём статьям, включая побег из-под стражи, приехал в Москву с женой. Последние пять лет работает водителем в «Яндекс Такси». «Чего я грустный? Да устал я. В городе большом давно не был. И работа эта каждое утро, встаёшь в 4 утра за баранку часов до трёх-пяти, я жене говорю — меня так всё достало… Хоть что-то сменить хочется. Посидели с ней и решили, что пойду я воевать. Хочу исправить, что вместе с братом накосячил я. Брат умер по глупости, его внук мне как родной. Со стороны я так думаю, что, может, хоть внук погордится, что дед его сходил на войну и заслужил что-то. Он один у меня. Внуку будет лучше, если я всё это прошлое наше сотру. А внук, слава богу, сам спортом занимается, в приставку вот тут хотел поиграть….»

Своего ребёнка — уже взрослого — Дмитрий толком не знает и с ним не общается.

Военный Андрей перезаключает контракт, закончившийся в 2024 году: его бригада уезжает в Сирию, а он ждал места в части на СВО. «Военный в гражданское время работает взаймы. А сейчас пора отдавать долги государству. Не всё же просто так ипотеку получать и лёгкие сборы проходить. На войне люди раскрываются — если были скрыто нехорошие, то сразу их видно. Быт меняет сильнее, чем стрельба и войнушка. Землянки, грязь, негде помыться. В военном деле мне нравится коллективизация, вместе одно дело и одна цель, понятная всем. А после войны уйду на пенсию, всегда мечтал себе купить фуру и быть дальнобойщиком».

Сварщик арматурных сеток Владимир явно нетрезв, но говорит, что пил только пиво — да и то вчера. Контракт пришёл заключать, чтобы, во-первых, сыну подать пример: «Ему в этом году 17, чтобы знал, что бояться нечего». Риски для жизни и здоровье осознаёт, что контракт до конца СВО — понимает. Суицидальных мыслей нет.

«Зачем на войну хочу? Вы в Белгороде были? Тогда вам не понять. Не хочу, чтобы ко мне домой пришли. Хочу, чтобы война быстрее закончилась. Почему она началась? С одной стороны, если бы не мы, они бы пошли сюда. Хотя не знаю, пошли бы?..»

Павел 25 лет прослужил в Росгвардии, с 2017 года на пенсии, работал инженером по приёмке зданий — ругался со всеми, потому что увидел «развал и безобразие». «Сейчас все друзья на СВО уехали, они звонят, когда в отпуск приезжают, рассказывают… Решил к ним поехать, чего здесь делать? Жена орёт, говорит, что ты там делать будешь? А у меня все пацаны уехали, что я тут сидеть буду делать?»

Директор фирмы по переработке древесины Александр пытается вылечить отца, которому диагностировали онкологическое заболевание кишечника. «Не хватает денег для операции. Больница у нас новая онкологическая, сказали с реабилитацией — 35 млн рублей. Мы уже продали и заложили дом за 20 млн и машину. Так что я сюда сразу приехал. Так себе ситуация, конечно. Я им доверенность написал, разберутся. Кредиты мне уже не дают, ни на физическое лицо, ни на фирму. Родители — операторы горячих камер на химическом заводу, у них там облучение постоянное. Возможно, это спровоцировало онкологию. Как выяснилось, на этой стадии завод их может вообще просто уволить, таких там не держат. Они сами в Самаре, там средняя зарплата — полтинник. Рашка».

Илье 53 года, он говорит, что на войну надо идти «за родину». «Я патриот и дочку стараюсь воспитывать в таком же духе. За ситуацией с 2014 года слежу, телевизор смотрю, жена ругается, что я его круглые сутки не выключаю. Щас вот справили юбилей, ребёнка проводили в школу, и я пошёл сюда. Одесса, Приднестровье, всё наше будет».

Тракторист Аркадий подписывает контракт, чтобы «жильё улучшить и детей обеспечить». «О каких рисках спрашиваете? А, ну убьют. Ну а чего теперь? А что, правда контракт до конца СВО? Никак не на год? Ну, получается буду до конца. Менять решение не буду, раз пошёл, так пошёл».

Монтажник Иван не скрывает, что хочет денег больше заработать. «Что я думаю о войне? Да я даже не задумывался. Это политический шаг и не мне об этом решать. Может, справедливая, может, несправедливая. Но маленькие зарплаты в России, ты вроде и образованный, и начитанный, и работаешь, но денег нет. Была бы у меня зарплата в мирной жизни 200 тысяч — я бы ни на какую войну не пошёл. Но деньгами-то в стране не мы же распоряжаемся. Есть люди, которые за нас принимают решения, не от нас это зависит. Ходил ли я на выборы? Пару раз был. Последний раз голосовал за Путина».

Строитель Сергей пришёл заключать контракт, «чтобы своим помочь». «Я долго думал, два года. Даже если бы на гражданке была зарплата 200 тыщ, всё равно пошёл бы. Контракт разве до конца СВО? Так вроде на год говорили… Ну, я понял. Парни-то у меня там всё равно служат. Война бы побыстрее закончилась».

Кладовщик Дмитрий вчера пил балтику «нулёвку» и бутылку водки. На войне у него уже служит брат, а здесь нет своего жилья, и с сестрой поругался: «Выгнала она меня, и жить вообще негде».

«Убийства норм, разбой норм»

Отказать в контракте с Минобороны сидевшему или обвиняемому могут, если статьи его уголовного дела включают в себя сексуализированное насилие и экстремизм. «Наркотики норм, 228 — статья народная по-прежнему. Убийства норм, разбой норм, — рассказывает один из соцработников. — Это опять же вопрос того, что люди там будут спрашивать. Там не будет отдельной роты опущенных, будут все вместе, а конфликта между военными в окопе никто не хочет».

Другой повод для отказа — сильная наркотическая зависимость, заметная на собеседовании, и учёт у психиатра. Смотрят и на татуировки. Люди с модным изобилием рисунков на теле в центр не приходят, у большинства соискателей одна-две татуировки, сделанные в армии или на зоне. Звёзды, розочка, «Весь мир у моих ног» на латыни, «Только бог вправе меня судить». Пока «Вёрстка» общалась с желающими заключить контракт, в центр пришёл один мужчина со свастикой на ноге и второй — с цифрами 14/88 — на плече. «Мы думали им отказать, — признаётся один из сотрудников. — Но они оба уже были на СВО, оба служили в „Вагнере“, принесли медали за взятие Бахмута и фотки».

«Ну да, такая у меня наколка. А кто мне за это предъявит, если мы против них будем воевать?» — парировал один из вагнеровцев, которому разонравилось служить в частных военных компаниях, «хочется званий и соцпакета». «Мы не хотим брать со свастикой, не потому что нам лично не нравится свастика. А потому что понимаем, что он будет служить в части с разными людьми, ходить с ними в баню и кто-то может этот символ увидеть и произойдёт ситуация, которая никому не нужна», — поясняют критерии отбора в центре.

Как признаются сами сотрудники центра, их задача — отправить на войну всех. «Я ещё никому не отказал, так скажу. Почему? Ну, мне кажется это странным, человек хочет пойти умереть за Путина, почему я должен его останавливать? Наоборот. Я вижу такого, хочет пойти умереть. Было бы странно мне говорить, нет, иди работай охранником».

«Но если я вижу человека сомневающегося — я помогаю ему сомневаться, — продолжает собеседник „Вёрстки“. — Не знаю, один ли я такой, у нас нет планёрок, где нам читают единую линию. Но вопрос, понимают ли они риски для жизни и здоровья, он в любом случае обязательный. Я им так и говорю — вас убьют. Вы умрёте, ты вернёшься домой без ног. Это может послужить поводом для сомнений».

«Не понял, я что, не через год не смогу уйти?»

Как убедилась «Вёрстка», самым сильным аргументом, после которого соискатели меняются в лице и ошарашенно смотрят на собеседника, становится информация, что их контракт вовсе не на год, а бессрочный. Типовой разговор об этом звучит так:

— Что контракт будет автоматически продлеваться, знаете?
— Нет, ничего такого не говорили. Я на год.
— Нет, вы не на год.
— Но я первый раз от вас это услышал. А зачем я это подписывал на год?! Там же написано.
— Ваш первый контракт на год. Но сразу после его истечения продлят автоматически. Это связано с указом Владимира Путина от сентября 2022 года о том, что все военные контракты считаются бессрочными, пока не закончится СВО. Это чтобы мобилизованным было не обидно, что они там третий год сидят, а контрактники приходят и уходят. Так что ваш контракт до конца СВО.
— Ну так может за год она и закончится? Ведь я на год всего подписал…
— Указ президента юридически выше контракта с Минобороны. Так что вы там будете до конца войны. Это может изменить ваше решение?
— Да не… куда уж теперь…. Но отпускать же, наверное, будут… В отпуск, в командировку домой будут отпускать?…

«Некоторые „тёпленькие“ вообще не в курсе об автоматическом продлении, — подтверждает один из юристов. — У таких вообще иллюзия, что они заключат контракт на год, там в учебке отсидятся и вернутся домой с деньгами».

Так, судя по всему, планировал и сотрудник строительной компании, который параллельно получает высшее образование сразу в четырёх вузах Москвы — МГСУ, МИСиС, Мосполитех и РАНХИГС.

— Алексей, зачем вам контракт?
— Моё желание. Давно хотел, сейчас созрел, увидев вот это всё каждый день в новостях…
— Риски осознаёте?
— Да.
— Контракт бессрочный, понимаете?
— Нууу… вроде же годовой.
— Подписываете вы на год. Но согласно указу президента, все граждане свои контракты автоматически продлевают.
— Не понял, я что, не через год не смогу уйти? Почему вы так говорите?
— Контракт подписывается на год как юридический документ. Но указ президента о частичной мобилизации выше.
— Подождите, ну вот я подписываю контракт с представителями министерства обороны, иду на год защищать родину, через год спокойно возвращаюсь домой и живу. Разве это не так? А почему везде пишут, что на год? Зачем же везде говорили так? Это ж я добровольно получается пришёл… Странно. Погодите, я взрослый осознанный человек. Я иду на это добровольно. Я знаю, что 12 месяцев прослужил — и могу уходить. Какой же бессрочный контракт?… Я просто планировал… Я понимаю, что это престиж, оплата, можно легче продолжить учёбу, статус получить, госслужащим пойти… Но чтобы это бессрочный контракт… То есть через год я могу не вернуться? Или могу вернуться? В отпуск хоть? И жить на гражданке через год не смогу? Неужели правда?!

«Не остаться в этой траве»

Сергею нет 30, он пришёл на пункт отбора в футболке с эмблемой TeamSpirit. В 2024 году на чемпионате мира по игре в Dota‑2 эта российская команда-фаворит, в прошлые годы взявшая два трофея, неожиданно для всех даже не вышла в ⅛ финала. На выигрыш TeamSpirit сделали ставки тысячи игроков, коэффициент на победу их соперника доходил до 1:6 — люди потеряли миллионы.

Говорил Сергей сквозь зубы и дрожал. «Почему контракт? Ну, такая ситуация, выбора нет. Не могу я встать и уйти. Да, долги, да, ставки. Вообще это мамино решение, она меня заставила. Я говно, я их всех подвёл», — и мужчина заплакал. Позже выяснилось, что он классический лудоман: миллионные долги, кредиты в МФО, потерянные деньги родителей и невесты, зарплата уходит на новые ставки. Получив контакты нескольких центров помощи людям с зависимостями, контракт Сергей решил не подписывать.

Передумать в пункте отбора можно только до того, как соискатель и командир поставили подпись на контракте. Если документы подписаны, то новоиспечённые военные идут обсуждать с офицерами, где они хотят провести несколько ближайших дней. Они не могут поехать сразу в часть, и есть два-три дня зазора — можно поехать домой, но мало кто на это соглашается. Поэтому большинство садятся в автобусы до центра «Авангарда» на территории парка «Патриот», что в Одинцово. «Там они живут в казармах, их кормят, возможно, какое-то сплачивание происходит. Потом обратно к нам на пункт и отсюда уже автобусами уезжают в воинские части».

Списки тех, кто на войну не поехал, ежедневно присылают военным. Каждый отказ фиксируют, в таблицы записывают причины, на каком этапе человек передумал, его слова. Потом эти данные изучают, «потому что военным важно, чтобы отказывали и отказывались минимально». В день не заключивших контракт бывает около сотни из-за медицинских проблем, и ещё около десяти человек из четырёхсот отсеиваются позже. Из них самостоятельно в один из дней отказался один человек, у остальных были обвинения в насильственных действиях против детей в прошлом и глубокий алкоголизм в настоящем.

Просто так уйти из пункта отбора невозможно. Нужно подняться в кабинет 306, где рядом с нотариусами сидит администратор, выписывающий пропуски на выход. У вас спросят, зачем вы приходили, если не заключили контракт. Перепишут ваши паспортные данные и с сопровождением поведут в другой конец здания, проведут к калитке через зону с автобусами. Остальные оттуда уезжают на войну.

Там стоят белоснежные павильоны с московских городских ярмарок, увитые искусственными цветами. В них военные и семьи ждут, когда мужчинам скомандуют садиться в автобус и ехать в часть.

Когда мы говорим с одним из желающих подписать контракт, рядом на баянах и гуслях играют музыканты в расшитых кафтанах и кокошниках, украшенных искусственным жемчугом. Это одна из культбригад Москонцерта «участвует в поддержке вооружённых сил России и государства». Организация, где в своё время работали Леонид Утёсов и Клавдия Шульженко, в 2024 году называет такие культбригады «своим главным проектом с первых дней специальной военной операции». С июля перед уезжающими на территорию Украины здесь выступали вокалист группы Uma2rmaH Владимир Кристовский, фронтмен группы «Ва-Банкъ» Александр Скляр, актрисы Ольга Будина и Аглая Шиловская, певцы Олег и Родион Газмановы, 74-летний Александр Буйнов и экс-солистка группы «Ночные снайперы» 55-летняя Светлана Сурганова. Последняя после выступления добавила, что «если бы вписывалась в возрастную категорию, то пришла в этот пункт и сделала бы то, что делают очень многие, приходя сюда».

Если музыкантов нет, на улице включают музыку из динамиков — во время одного из интервью на заднем фоне слышен голос Виктора Цоя: «Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне не остаться в этой траве». Каждый день на заднем дворе служит священник — перед отправкой в военную часть новобранцы исповедуются, говорят с батюшкой и молятся вместе на улице. Здесь же работает полевая кухня, где бесплатно раздают гречку с тушёнкой. «Уходим на позитиве», — комментирует один из собеседников «Вёрстки».

После заключения контракта автобусы увозят военных из Москвы на позиции. В обязанности сотрудников центра не входит следить за дальнейшей судьбой их визави.

С августа, как следует из полученных «Вёрсткой» данных, на фронт отсюда отправились больше 14 тысяч человек. С начала вторжения в Украину там погибли более 70 000 российских военных, каждый пятый из них подписал контракт с российской армией после начала войны, подсчитали журналисты «Би-би-си» и «Медиазоны». По данным западных разведок, ВСУ потеряли за это время 80 тысяч человек, а раненых — около 400 тысяч. Реальное количество убитых и тяжело раненых с российской стороны может доходить до полумиллиона, считают «Би-би-си» и «Медиазона». В 2024 году среди военнослужащих из России, чья гибель подтверждена по открытым источникам, всё чаще были те, кому исполнилось 40, 50 и даже 60 лет, и при этом не было ни боевого опыта, ни специальной подготовки.

Обложка: Алиса Кананен

Каждая история — это голос человека, который нуждается в том, чтобы его услышали. «Вёрстка» рассказывает истории людей из разных уголков России, давая возможность каждому быть услышанным. Подпишитесь на ежемесячную поддержку «Вёрстки» сейчас, чтобы продолжать читать нас завтра!