«Молчать физически больно»

Ариана Лолаева — стендап-комикесса родом из Северной Осетии. Осенью прошлого года она подверглась травле из-за шутки другого комика — Саши Ни — об осетинском пироге, которая прозвучала во время их совместного выступления. В интернете Лолаевой угрожали групповым изнасилованием и убийством за то, что она, будучи осетинкой, не объяснила коллеге, какое сакральное значение имеет осетинский пирог (три пирога — это элемент этно-религиозной обрядности осетин, они символизируют Бога, солнце и землю — прим. «Вёрстки»). 

Тогда Ариана дважды публично извинилась и на время прекратила выступления. В начале 2022-го она вернулась на сцену. Но после 24 февраля она, как и многие другие комики, покинула Россию. «Вёрстка» поговорила с Лолаевой о России и отношении к властям после трагедии в Беслане, о новых угрозах из-за антивоенной позиции и о стендапе в эмиграции 

Чтобы не пропустить другие материалы «Вёрстки», подпишитесь на наш телеграм-канал

— Расскажите, каким для вас было 24 февраля?

— В тот день я была на Камчатке в рамках тура. Мы возвращались с океана, я увидела его впервые и была в полном восторге. Но в обед — в Москве тогда было ещё утро — я увидела новости. Следующие несколько дней я провела в каком-то коматозном состоянии.  Ужас, тревога, стыд, отчаяние слились в одно целое. И ещё страх за будущее — и моё, и моих родных, и тех, кто оказался в эпицентре этих ужасных событий.

Я поняла, что потеряла всякую веру в российское правительство. Все мои планы, амбиции, идеи превратились в пыль, их больше просто нет. Жизненный вектор радикально сместился. Ты и твоё внутреннее «я» превращаются в ничто, когда трагедия происходит рядом с тобой и в какой-то степени по твоей вине. Всё это я ощутила тогда, и я живу с этим чувством до сих пор.

— Как и когда вы решили переехать в Тбилиси? И как вы думаете, надолго ли вы уехали из России?

— Решение пришло довольно стихийно. Раньше мысли о переезде были скорее мечтой. А теперь случился резкий, больной пинок — такой, которого не ждёшь и совсем не хочешь конкретно в этот момент. 

Самой серьёзной причиной стало антивоенное письмо, которое мы составили и подписали вместе с другими комиками. На следующий день после того, как мы его выпустили, пошли слухи, что на нас всех уже шьют дела. Начался пассивный прессинг: звонки, манипуляции, запугивания. От этого было очень противно. Я тогда точно поняла, что не хочу и не могу молчать — это как будто физически больно. Единственным решением, которое я видела, был отъезд.

Скорее всего, я не смогу вернуться, пока существует действующая власть и пока идёт эта позорная война. Я очень сильно скучаю по дому. Но напоминаю себе, что этого дома уже нет таким, каким я его помню. 24 февраля кардинально изменило мою картину мира.

— Владикавказ недалеко от Тбилиси. Становится ли хоть немного легче, когда вы об этом вспоминаете?

— Да, я даже пыталась про это говорить со сцены: меня забавляло, что до эмиграции я была дальше от дома, чем сейчас. Но всё-таки граница между странами — нечто более сильное, чем большое расстояние между городами внутри России. Например, из Москвы я могла спокойно прилететь к маме, так же, как и она ко мне. Сейчас это гораздо сложнее. 

— Как вы раньше относились к российской действующей власти и Владимиру Путину? Например, после трагедии в Беслане? Сколько лет вам было, когда она произошла?

— Мне было шесть лет, я сама тогда пошла в первый класс [во Владикавказе]. Когда это случилось, нашу школьную линейку прервали и сказали всем срочно ехать домой. В каждой семье эта трагедия воспринималось очень тяжело — независимо от того, был ли кто-то из родных в тот день в Школе №1 в Беслане или около неё. У меня там погибла двоюродная сестра, она была старше меня на два года.

Я долгое время совершенно не вникала в причины произошедшего. Но с возрастом я всё больше осознавала масштаб трагедии. Это чувство не притуплялось со временем, как обычно происходит. Оно становилось всё чётче и больнее.

Когда мне было 18 лет, я впервые решила изучить вопрос глубже. Я тогда совершенно не интересовалась политикой, но хотела понять, почему этот ужас случился и как можно было его предотвратить. Пыталась говорить со взрослыми, но не получала отклика. Они говорили: «больная тема, не трогай». Но тем не менее тогда моё представление о «добром, сильном президенте», про которого говорили окружающие, сильно пошатнулось. Из того, что я узнала о нём и его действиях, я сделала вывод, что это недостойный и падший человек. 

С возрастом моя злость по отношению к нему становилась только сильнее, потому что зла, связанного с его именем, было всё больше.

Чтобы не пропустить другие материалы «Вёрстки», подпишитесь на наш телеграм-канал

— В своём телеграм-канале вы писали, что соотечественники пытаются вас пристыдить за антивоенную позицию. В чём это выражается? На что они пытаются давить?

— Я у них на мушке ещё со времён октябрьской травли, когда меня грозились убить из-за шутки. Тогда всё сошло на нет, а теперь люди пишут сообщения в стиле «тогда ты опозорила только Северную Осетию, сейчас — всю Россию».

В основном в качестве аргументов они используют пресловутые фразы: «ты ничего не знаешь», «где вы были восемь лет», «не лезь, куда не надо», «вали, если тебе не нравится» и так далее. 

Агрессию усиливает и то, что на Северном Кавказе женщине не положено громко выражать какое-либо непопулярное мнение. Конечно, так считают не все, но у консервативной части общества такие взгляды распространены. 

Вообще поддержка действующей власти на Северном Кавказе для меня выглядит как нечто очень парадоксальное. Я не понимаю, почему люди там так сильно подвержены кремлёвской пропаганде. Когда я вижу, как в родной республике славят Путина, у меня волосы встают дыбом. Люди поддерживают амбиции и решения человека, на плечах которого буквально лежит ответственность за Беслан, а это самая больная и тяжёлая страница в нашей истории.

— Как ваша семья относится к вашей антивоенной позиции и отъезду из России? Различаются ли ваши взгляды на происходящее в Украине?

— У нас были разногласия, но скорее из-за страха. Родные боялись, что я своими высказываниями навлеку на них беду. И я прекрасно понимаю этот страх.

Но войну никто в моей семье не поддерживает, хотя пару раз у родных проскальзывали фразы вроде «Где вы были восемь лет?», «Там нацисты, сатанисты» и так далее. Я считаю, что к такому нужно относиться лояльно. С родными нужно говорить и подходить к этим разговорам очень лояльно, методично и аккуратно.

Наши старшие — прекрасные люди, просто запуганные и запутанные. Мы должны помочь им на сложном пути к истине, с которого их вечно пытаются сбить.

— Как российских комиков принимают в Тбилиси? Есть ли сложности с выступлениями на русском языке? Быстро ли расходятся билеты на концерты?

— Когда я уезжала, был страх, что за границей мы не сможем заниматься любимым делом. Ведь в России многие говорят про русофобию, антироссийские настроения в Грузии и прочее. Но мы с коллегами решили подойти к вопросу аккуратно: делали небольшие, камерные выступления, сильно их не афишировали. Про нас потихоньку стали узнавать.

В Тбилиси много приезжих из России, Украины, Беларуси. У людей есть потребность хотя бы на пару часов сбежать от всего того ужаса, с которым им пришлось столкнуться, от тревоги и одиночества вдалеке от дома. Мне кажется, именно поэтому на наши мероприятия постепенно стало приходить много людей. Человеку важно чувствовать, что он не один.

Сейчас мы регулярно проводим выступления в городе и в нашем стандап-доме Villa Stage (это дом, в котором комики вместе живут и проводят выступления — прим. «Вёрстки»). Часть заработанных средств с каждого мероприятия мы отправляем в фонды помощи беженцам из Украины или локально помогаем приезжим, которые находятся тут. 

— Вы планируете выступать на английском или других языках?

— Раз в неделю мы проводим в Тбилиси открытый микрофон на английском, планируем делать это чаще. В этом плане хочется развиваться, чтобы иметь возможность выступать для англоязычной аудитории.

Также в нашем доме планируют запускать шоу, где будут выступать комики на грузинском языке. Выезды в другие страны тоже есть в планах, а пока что мы ездим по маршруту Ереван — Тбилиси. В общем, мы за мультикультурность.

— Собираетесь ли вы выступать в России? И как вы думаете, какое будущее ждёт стендап там? 

— Я бы, конечно, очень хотела выступить в России. Увы, сейчас я не могу как ни в чём не бывало поехать туда и дать концерт. Но, думаю, многие комики смогут и дальше спокойно там выступать, если экономический кризис не сильно повлияет на платёжеспособность потенциальных зрителей.

На мой взгляд, в целом стендап на территории России станет ещё более конъюнктурным, цензурированным, чем был до 24 февраля. Возможно,[спецслужбы] начнут отсматривать старые выступления и прессовать комиков. Откуда-то придётся вырезать потенциально опасные шутки.

Думаю, что цензура будет касаться не только политических тем, но и социальных. Например, если комик в монологе поднимет тему религии или института брака. Я не могу это назвать комфортными условиями для творчества лично для себя.

— Как бы вы сейчас описали своё эмоциональное состояние? 

— Долгое время у меня был ступор. Ощущение, будто что-то сломалось внутри и ты просто живёшь на автопилоте. Бесконечная апатия, боль и злость. Но я постаралась собраться и делать всё, что в моих силах.

Понятно, что глобально я ничего изменить не могу. Но можно помогать другим, освещать события. Когда я это делаю, морально становиться капельку легче. Мне кажется, сейчас нужно отбросить свои эмоциональные страдания и переключиться на тех, кто пострадал от нашего многолетнего молчания и равнодушия. Звучит, возможно, резко, но сейчас не время искать полутона. 

Фото на обложке: из личного архива Арианы Лолаевой