«Граждан Украины сажали по выдуманным статьям, чтобы подготовить почву для вторжения»
Жена украинца, отбывающего в России срок за «шпионаж», рассказывает о деле супруга и его жизни в колонии после начала войны
В России с 2020-го года отбывает 10-летнее тюремное заключение гражданин Украины Александр Марченко. Его обвинили в шпионаже — по версии следствия, в 2018 году Марченко пытался купить в России запчасти для зенитно-ракетного комплекса С – 300 и переправить их за границу. Сам он вину не признал. Он рассказывал, что его похитили на территории самопровозглашённой ДНР и вывезли в Россию, а уголовное дело было сфабриковано. По словам супруги Марченко, на судебном процессе один из свидетелей по этому делу заявил, что его пытали в ФСБ и так от него получили показания.
Сейчас Марченко находится в исправительной колонии № 8 Республики Бурятия. Правозащитный центр «Мемориал» считает Марченко политическим заключённым. «Вёрстка» поговорила с его гражданской женой Екатериной Бессараб о том, что ей довелось пережить за последние годы и что сейчас происходит с её супругом.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
— Чем занимался ваш муж до того, как его арестовали? Он вообще интересовался политикой?
— Он предприниматель. Занимался поставками оборудования на заводы горной промышленности. Трудно назвать Сашу богатым человеком, бизнес у него небольшой.
Гражданским активистом его точно не назовёшь. Политикой он интересовался лишь постольку-поскольку. Мы смотрели новости и передачи на YouTube про актуальные события, но не более.
— Как вы с ним познакомились?
— В общей компании друзей. Это было в 2013 году, ещё до событий на Майдане. Мы оба тогда жили в Днепре. Наш роман как раз развивался на фоне многомесячной акции протеста в центре Киева.
В феврале 2014-го мы начали жить вместе, а через полгода решили переехать в столицу. У Саши там была работа, а я хотела поступить в университет и освоить новую специальность. Со временем Киев стал нашим любимым городом.
А вот родной Днепр стал со временем совсем другим. Днепропетровская область граничит с Донецкой, и после оккупации Россией Донецкой и Луганской областей там поменялась атмосфера и состав жителей. Приехало много новых людей — тех, кто бежал из Донецка и Луганска, спасаясь от насилия и обстрелов. А часть коренных жителей Днепра, наоборот, уехала в Киев.
— Как вы с мужем отнеслись к так называемому референдуму в Крыму и к появлению самопровозглашённых ЛНР и ДНР?
— Мы были против аннексии Крыма. Вооружённый конфликт на Донбассе тоже не поддерживали. Смотрели новости о погибших, раненых и очень переживали. Проходили недели, месяцы, и война в тех местах стала обыденностью.
Потом, когда в 2015 году боевые действия стихли, в Киеве война перестала ощущаться так остро. Многие абстрагировались. К тому же, казалось, лично нас этот конфликт напрямую не касается. Теперь я понимаю, что неправильно было так думать. В 2022 году, когда Россия напала на Украину, моя знакомая, которая в 2014 уехала из Донбасса, сказала мне: «Ну вот, теперь и вы почувствуете, что значит быть беженцами».
Видимо, мы, люди, так устроены, что собственный опыт всегда учит нас большему, чем чужие рассказы.
— В 2018 году Александр зачем-то поехал в самопровозглашённую ДНР через Россию. Он говорил, что отправился туда за машиной. Что это за машина? Зачем было проделывать такой путь?
— Саша очень любит раритетные машины, это его страсть. Ещё до знакомства со мной он купил автомобиль Lamborghini 1991 года и отправил на ремонт в одну из донецких станций технического обслуживания. А потом так и не смог её забрать — начались боевые действия.
Ему рассказали, что машину забрали из сервиса вооружённые люди из окружения тогдашнего председателя совета министров ДНР. Саша долго пытался дозвониться до станции обслуживания, но хозяин не брал трубку. Постепенно муж смирился, что ему не видать своей «ламбы».
Позже Саша вдруг увидел свою машину по ТВ — она участвовала в местных гонках в ДНР. А в конце 2018-го в Донецке убили Захарченкоi, поменялась власть. Человек, якобы забравший Сашину машину, бежал в Россию. Мужу позвонил приятель из Донецка и уговорил поехать выручать автомобиль. Сказал, что можно написать заявление о возврате машины и что для этого выдался удачный момент, а в будущем его может больше не случиться.
Сначала Саша не хотел самостоятельно подавать заявление. Он нашёл знакомого, который согласился по доверенности поехать туда и сделать всё за него. Но в последний момент он отказался. Тогда мой муж решил сам отправиться в ДНР. Я пыталась отговорить его, но Саша такой — если что-то решил сделать, то непременно сделает.
Он купил билет в Москву, взял государственные номера, которые получил для своей «ламбы», и полетел. Конечно, это было наивно и безрассудно. Помню, как провожала его в киевском аэропорту. Посмотрела на него и почему-то вдруг подумала: «Я тебя никогда не увижу». Может, сработала интуиция.
Вообще дурных предзнаменований было много. Например, украинские пограничники долго не хотели пропускать Сашу с номерами от машины. Он долго объяснял им, зачем они ему с собой и почему он не может лететь без них.
— Из Москвы он выехал в Ростовскую область, которая граничит с Донецкой областью. Что произошло дальше?
— На границе его встретил тот самый приятель, который советовал ехать за машиной. Они вместе добрались до Донецка. На следующий день Саша написал заявление и подал его в так называемое управление по борьбе с организованной преступностью МВД ДНР. Дальше он собирался вернуться домой — опять через Москву. Добрался до границы с Россией, позвонил мне, сказал, что всё в порядке. Он был уверен, что его заявление рассмотрят по всем правилам и справедливость восторжествует.
Мы оба на тот момент вообще не понимали, что происходит в Донецке. Не знали, что там подвалы, что людей похищают, пытают, убивают. Приятель Саши говорил, что там всё спокойно и тихо, никто ни в кого не стреляет, только на окраинах бывают обстрелы. Уже позже знакомые из Донецка рассказывали мне, что всё было куда хуже. Что, идя по городу, можно легко было услышать автоматную очередь неподалёку.
Так вот, 18 декабря 2018 года муж позвонил мне и сказал, что собирается перейти два таможенных поста — в Донецке и в Ростове-на-Дону. После этого он обещал снова мне позвонить. Прошло два часа, а звонка всё не было. Я стала набирать сама. Три часа он не подходил к телефону, а потом абонент стал недоступен.
Я успокаивала себя: думала, может, проблемы со связью или аппарат разрядился. Он должен был лететь в Москву из Ростова-на-Дону. После вылета рейса я позвонила в авиакомпанию и спросила, попал ли он на борт. Оказалось, что нет. Вообще-то специалисты авиакомпаний не разглашают подобную информацию. Но у меня была паника, я умоляла диспетчера помочь мне, и она помогла мне.
Узнав, что Саша не сел в самолёт, я поняла, что случилась беда. Стала звонить его знакомому из Донецка. Он начал рассказывать что-то непонятное, мол, могли задержать из-за прописки в Днепропетровске или ещё из-за чего-то. В ходе разговора выяснилось, что в городе вообще могут задержать за что угодно и этот приятель сильно преувеличивал, когда говорил, что там безопасно.
— Как вы узнали, что Александр попал в российскую тюрьму?
— Прошло несколько недель. Днями напролёт мы с Сашиной мамой и общими друзьями везде его искали. Звонили на таможню, писали заявления о пропаже в министерство государственной безопасности ДНР, искали в Донецке людей, которые могли бы помочь в поиске. Но всё было тщетно.
Потом знакомый из Донецка почему-то сказал, что Александра, вероятно, похитили и к ближе к Новому году будут просить за него выкуп. Мол, нужно готовить деньги. Но наступил Новый год, никто не звонил и не говорил ничего про выкуп.
Третьего января мама Саши сама поехала в Донецк искать сына. Она сходила к оперативникам из МГБ ДНР, они сообщили ей, что он у них, и даже дали официальный ответ от 16 января 2019 года. Сотрудник министерства сказал, что Сашу задержали на 30 суток за административное правонарушение и продлят задержание ещё на месяц.
Сашина мама спросила у них, всё ли в порядке с её сыном, здоров ли он. Её заверили, что с ним всё хорошо. Потом уже выяснилось, что ей соврали. Сашу били и пытали. Ещё будучи в Донецке его мама передавала ему сумки с продуктами, но они до него не доходили.
Через месяц — 18 февраля — она встречала его у следственного изолятора, откуда он в тот день должен был выйти. Но он так и не появился. Она позвонила в МГБ ДНР, и ей по телефону сказали, что Сашу отпустили и он на автобусе уехал в Луганск. Что в ближайшее время он сам свяжется с родными. Но и это потом оказалось ложью.
19 февраля я получила сообщение с неизвестного номера. В нём говорилось, что Саша находится в СИЗО Краснодара и ему назначили административный арест на 10 суток. Оказывается, мой муж смог договориться с кем-то из конвоиров, чтобы мне передали эту информацию.
— Что вы сделали, когда получили сообщение?
— Стали подключать всех, кого могли. Надеялись, что Сашу отпустят и мы сразу заберём его домой в Украину. Наш знакомый уже купил билет в Краснодар, чтобы вылететь за моим мужем. Но потом стало известно, что дело, скорее всего, переквалифицируют в уголовное и что им занимается российская ФСБ.
К нему приходила адвокат. Мы так поняли, что она сотрудничает с ФСБ. Она сказала нам, что Саша здоров и хорошо выглядит. Чуть позже со мной в телеграме связался незнакомый человек. Он написал, что сидит в одной камере с моим мужем. Сказал, что Сашу в донецкой тюрьме пытали током, подвешивали за наручники на сутки, что ему нужна медицинская помощь.
Ещё этот человек написал, что мне не стоит ехать в Россию. Поэтому в Краснодар срочно выехала Сашина мама. Там ей разрешили свидание с сыном. Она была в шоке от увиденного. Саша очень сильно похудел, у него было много синяков на теле, морально он был совершенно подавлен.
Он сказал, что его действительно пытали в Донецке, а потом продолжили психологически издеваться в Краснодаре. Что его каждый час куда-то выводили из камеры, не давая спать. Он сказал, что под пытками в ДНР подписал показания против самого себя и что ему дали некий текст и заставили прочитать на видеокамеру.
Когда закончились 10 суток административного ареста, Сашина мама уже с другим адвокатом опять приехали в спецприёмник. Но там им сказали, что объявлен план «Крепость» и к Саше попасть никто не может. Его, конечно, не выпустили.
Потом ему назначили выдворение из страны и отправили в депортационный центр (речь идёт о центре временного содержания иностранных граждан. — Прим. «Вёрстки»). Мы боялись, что его отправят в ДНР. Адвокат ездил к нему через день. Мы постоянно были на связи с украинским консулом. Так продолжалось полтора месяца. За это время на Сашу всё-таки завели уголовное дело и посадили в СИЗО Краснодара.
Вначале из него делали контрабандиста. Якобы он пытался вывезти оружие в Украину, договариваясь об этом с кем-то на территории России. После предъявления этого обвинения организация «Мемориал»* признала его политическим заключённым. Через две недели после этого — в декабре 2019 года — ФСБ переквалифицировала дело и предъявила Саше новое обвинение в шпионаже. Его обвинили в том, что он якобы пытался купить в России клистроны. Это электровакуумные лампы, которые используются для усиления электромагнитного сигнала, в том числе в начинке зенитно-ракетных комплексов С – 300.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
— Как проходили суды? Какие доказательства собрала сторона обвинения?
— Два года шло следствие, судебные заседания в Краснодаре. В итоге Саше вынесли приговор. В ноябре 2020 года ему дали десять лет за «шпионаж». В ходе предварительного следствия не было установлено ничего, что соответствовало бы этой статье.
Мужа обвинили в том, что он собирал сведения, составляющие государственную тайну, в интересах украинских спецслужб. Суд решил, что клистроны — то есть просто железяки для военной техники — это якобы и есть сведения. А Саша не то что никакую информацию не собирал, он и запчастей никаких не покупал и не трогал. Да он даже не знает, как они выглядят.
Суд ссылался на то, что Саша якобы обзванивал знакомых в России и спрашивал, можно ли купить такие предметы. Эти действия расценили как шпионаж.
Но даже если бы он и правда это делал, это по закону могло бы квалифицироваться максимум как приготовление к совершению контрабанды вооружения и военной техники.
Приговор во многом базируется на показаниях одного свидетеля. Он якобы знал, что мой муж собирает гостайну и работает в СБУ. Однако этого свидетеля ФСБ так и не удосужилась доставить на суд, сославшись на то, что его не смогли найти на территории РФ. Создаётся впечатление, что этого человека либо не существует, либо сотрудники ФСБ опасались, что на суде он скажет не то, что им нужно.
Такой эпизод у нас, кстати, был, только с другим свидетелем. Он дал письменные показания против моего мужа, а на суде начал кричать, что сотрудники ФСБ его пытали и что он вообще первый раз в жизни видит Сашу.
После приговора я обратилась в правозащитное объединение «Команда 29». Адвокаты «Команды» сразу вступили [в дело] на апелляции в марте 2021 года. Выяснилось, что огромное количество работы не было сделано предыдущими адвокатами. Было много процессуальных недочетов.
Но судья апелляционного суда оставила решение о 10 годах заключения в силе. Сашу отправили в колонию Краснодара. Там его посадили в штрафной изолятор и не давали нужных медикаментов. У мужа был рак щитовидной железы, ему её удалили. Поэтому каждый день Саше нужно принимать таблетки. Без них у Саши начался гормональный сбой.
Об этом написали в СМИ, и только тогда ему снова позволили принимать препараты.
— Когда и почему Александра Марченко перевели в Бурятию?
— После апелляции адвокаты «Команды 29», уже будучи в эмиграции, подали кассационную жалобу. В ноябре 2021 года началось кассационное производство. Это нужно было сделать, чтобы в будущем подать заявление в Европейский суд по правам человека.
Саша был готов из Краснодара ехать в Москву — в Верховный суд — и выступить с последним словом. Он, что называется, пожертвовал собой и поехал по этапу.
В тюремном поезде было очень много людей, накурено, в туалет можно было сходить только дважды в день. Многие мочились в бутылку. В итоге, выдержав это испытание, мой муж выступил на суде, сказал хорошую речь, заявил, что невиновен. Но на приговор это никак не повлияло.
Мы думали, что его отвезут обратно в колонию Краснодара, потому что его арестовали именно там. Но силовики отправили его в Бурятию. Это был шок.
Интересная деталь: когда он находился в ожидании Верховного суда в Москве, к нему пришла психолог и сообщила, что в его личном деле стоит особая пометка «склонен к суициду». Саша очень этому удивился. Пометку, оказывается, поставили ещё в Краснодаре. Но никаких комиссий, которые должны созываться в таких случаях, не было. Возникли мысли, что пометку поставили с какой-то целью. Например, чтобы к ФСИН не было вопросов, если с Сашей что-нибудь случится.
Когда я позвонила в офис уполномоченного по правам человека в Украине, которая ведёт списки политических заключенных, она сказала, что мы единственные политзаключённые, у кого стоит такая пометка. А на тот момент в России было 127 политзаключённых из Украины. Сейчас их уже намного больше.
Саша около месяца провёл в этом ужасном тюремном поезде. В Улан-Удэ он сначала попал в СИЗО № 1. Он говорил, что там оперативные сотрудники угрожали ему изнасилованием. Потом его направили в исправительную колонию № 8. Он попал в штрафной изолятор по какой-то надуманной причине. А после вторжения российской армии в Украину его вообще стали постоянно туда отправлять. Сначала на 25 суток, а 26 июля его отправили уже на 45 суток (Александра тогда отправляли в штрафной изолятор три раза подряд — по 15 суток, это максимальный срок нахождения заключённого в ШИЗО за нарушение. — Прим. «Вёрстки»).
Формально это произошло потому что он после восьми часов вечера был не в тюремной форме, а в футболке. Но по правилам у заключённых вечером есть пара часов на то, чтобы сходить в душ, и в это время они могут находиться в обычной одежде. После 20 часов никто не переодевается сразу в форму. Но только ему вменили нарушение.
Недавно я узнала, что его на полгода отправляют в ПКТ — помещение камерного типа. Это как тюрьма в тюрьме. Камера с более строгим режимом содержания, где содержатся осуждённые за злостные нарушения.
На самом деле я уверена: всё это делают сотрудники бурятского ФСИНа только потому, что Саша — украинец с политическим делом. Наши нынешние адвокаты говорят, что в последнее время граждан Украины часто арестовывали и сажали в тюрьмы по выдуманным статьям, чтобы подготовить почву для вторжения. Чтобы российское общество считало украинцев врагами и шпионами.
— 16 марта 2022 года Комитет министров Совета Европы исключил Россию из организации, а позже российские власти приняли закон о неисполнении решений по жалобам в ЕСПЧ. Как теперь вы намерены добиваться справедливости?
— Мы успели подать две жалобы в ЕСПЧ. Одна жалоба — на пытки в Донецке — была подана украинским адвокатом в 2020 году. Вторая — в мае 2022 года — на приговор, который мы считаем несправедливым, поскольку нарушено право на справедливое судебное разбирательство.
Пока мы просто ждём и надеемся, что война закончится и все эти дела в ЕСПЧ разморозятся.
Из хороших новостей — недавно международная правозащитная организация Amnesty International обратилась к Аркадию Гостеву — руководителю ФСИН России. В обращении говорится, что в настоящее время в исправительной колонии ИК – 8 Саше отказывают в регулярных анализах, в которых он нуждается, а жизненно важные лекарства должны доставляться нами за наш счёт. Отказ в медицинской помощи может быть приравнен к пытке или другому жестокому обращению.
— Как часто вы общаетесь с Александром? Что он почувствовал, когда началась «специальная военная операция?»
— Общаемся часто. Он всегда на позитиве. И никогда не сдастся. У нас сильная связь, хотя мы не виделись четыре года. Мы пишем друг другу длинные письма от руки. Но не отправляем через «Почту России». Это слишком долго, да и невозможно. Из-за войны «Почта России» приняла решение прекратить прием отправлений в Украину. Я пишу, а потом фотографирую и отправляю через мессенджер родственнице Саши, которая проживает в Ставрополе, а она уже распечатывает и отправляет обычной почтой в Улан-Удэ. У меня дома много моих текстов, написанных Саше, хватит томов на 10. Это очень романтично.
24 февраля я связалась с мужем и сказала, что российская армия напала на нашу страну. Он не поверил. Когда Саша узнал, что российские военные бомбят Киев, у него был шок. В бурятской тюрьме включают Первый канал и «Россию-24». Там ничего этого не показывали.
Да и мы в Днепре не понимали в первые дни, что происходит. Были взрывы, но только на окраинах. Все пытались закупить продукты и снять деньги с банковских карт. Затем стало страшнее, новости ужасали всё больше с каждым часом.
Саша попросил меня уехать из Днепра. И спустя десять дней я отправилась в Прагу. Я очень благодарна правительству Чехии за помощь и поддержку. Здесь очень много украинцев и украинок — больше 500 тысяч. Так что я чувствую себя здесь как дома. Здесь есть кружки и мероприятия для граждан Украины, митинги и акции, повсюду наши флаги — в кафе, трамваях, домах обычных чехов, а политики говорят: «Слава Украине!». Это так приятно! Саша рад, что я перебралась сюда.
Но его мама осталась в Павлограде — это Днепропетровская область. Она не хочет переезжать. Говорит, что ей тяжело бросать дом и она не представляет, что будет делать за пределами страны.
— Готово ли правительство Чехии способствовать вызволению Александра из российской тюрьмы? И как ему помогают власти Украины?
— Мы с адвокатами из «Команды 29» стараемся найти способы, чтобы поднять здесь эту тему. Но конкретики пока нет. А украинские власти сейчас заняты другими вопросами, да и раньше от них не было какого-то содействия.
После включения Саши в список политических заключённых организацией «Мемориал» проще не стало. Я вынуждена была буквально каждый раз заново везде доказывать, что муж — политический заключённый, что его осудили в России незаконно. Это была настоящая битва с чиновниками самых разных инстанций.
После ареста Саши я какое-то время жила в Днепре, работала и параллельно добивалась, чтобы украинские власти тоже признали его политическим заключённым. Уполномоченная Верховной Рады нас поддерживала. В её списке мы оказались практически сразу. Но с другими ведомствами порой было сложно и долго.
Но сейчас уже всё в порядке. И наши надежды только на окончание войны и обмен. Саша сидит уже 3,5 года, ещё полгода он провёл между ДНР и Краснодаром. Осталось сидеть ещё 6,5 лет. По этой статье может быть условно-досрочное освобождение, но адвокаты говорят, что ФСБ ему не даст выйти раньше.
— Как вы поддерживаете себя? Где находите силы, чтобы справляться со всем этим?
— Я всё ещё нежно люблю Сашу и делаю всё ради нас, нашего будущего. Иногда приходится забывать о себе, чтобы всё успеть. В Праге я работаю на двух работах. Для меня дела по спасению мужа важнее похода с друзьями в ресторан. Сейчас мой приоритет — это освобождение мужа. Я выработала график, в котором мало свободного времени на развлечения. Но и на уныние в нём тоже нет места.
Коллаж на обложке: Рим Сайфутдинов
Редакция «Вёрстки»