«Вы с Украины? А вы вообще за кого?»

Шестого марта председатель правительства РФ Михаил Мишустин подписал постановление, согласно которому беженцы из Украины могут бесплатно получать первичную и неотложную медицинскую помощь в России, как в поликлиниках, так и в стационарах. На созданном правительством сайте «Объясняем.рф» появились инструкции о том, как оформить полис ОМС, обратиться за услугами, которых ОМС не покрывает, или оформить инвалидность.

Но на деле беженцы часто не могут получить лекарства и уход, сдать анализы, лечь в больницу и даже спокойно умереть за государственный счёт. Остаётся обращаться к волонтёрам и НКО. «Вёрстка» рассказывает, как беженцы с онкологией, ВИЧ и аутизмом пытаются получить помощь в России.

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

«Забирайте его домой»

Владимиру было 69 лет. В середине марта он выехал из Лисичанска вместе с женой Любой, дочерью Наташей и внуком-подростком Игнатом (имя изменено). Эвакуироваться решили в Россию — это было единственное относительно безопасное направление, к тому же вся семья свободно говорит на русском языке.

Вместе они добрались до Калужской области и на сбережения сняли квартиру в Обнинске. Дочь Наталья начала заниматься документами: оформлением временного убежища, полисов ОМС, банковских карт. Её родители присматривали за внуком и за домом.

Из Лисичанска семье удалось вывезти очень мало личных вещей, денег тоже было в обрез. Поэтому они решили обратиться за помощью к волонтёрам. Знакомые передали им контакт москвички Юлии (имя изменено), которая курирует один из крупных российских волонтёрских чатов. Юлия помогла с одеждой и продуктами и держала связь с семьёй Владимира — на случай, если что-то ещё понадобится.

В прошлом — ещё до начала боевых действий в Украине — Владимир перенёс три инсульта. Но, по словам родных, он сохранял бодрость и мог самостоятельно ходить. После переезда в Россию его здоровье стало постепенно слабеть. Любовь — жена Владимира — говорит, что в конце июня с ним «случился удар». «Сначала он начал худеть, с месяц мало ел. И вдруг ему стало плохо, он упал на колени, и речь сразу отнялась», — рассказывает она.

Их дочь Наташа вызвала скорую помощь. Медики приехали только через час. Когда они были уже на месте, выяснилось, что донести Владимира до машины некому. Волонтёрка Юлия по телефону объяснила Наташе, что нужно найти крепких соседей, которые помогут.

Соседи нашлись, скорая привезла Владимира в больницу, с ним приехала и дочь Наташа. Там ей пришлось несколько раз самой перетаскивать отца с одной каталки на другую, а потом его положили в коридоре. Наташа подошла к заведующей отделением неврологии и спросила, нельзя ли переместить отца в палату. Та ответила: «Нет мест в палатах. А как вы хотели? Вы с Украины? А вы вообще за кого?». В итоге после долгого спора его всё же положили в палату.

Владимиру сделали МРТ. Оказалось, что он перенёс повторный ишемический инсульт. Кроме того, у него обнаружился рак лёгкого, который уже дал множественные метастазы (медицинские выписки есть в распоряжении редакции).

«Через несколько дней в больнице сказали: „Мы диагноз поставили, забирайте его домой“, — рассказывает волонтёрка Юлия. — Родственники были в шоке. Владимир частично утратил сознание. Ему ночами снились прилёты [снарядов], он звал Наташу, чтобы она пряталась в бомбоубежище. Когда бодрствовал, с трудом всех узнавал». Юлия говорит, что она «категорически запретила» Наташе забирать отца из больницы и стала думать, как помочь семье.

Она нашла больницу в Калужской области, которая занимается паллиативной медициной, и посоветовала Наташе попросить врачей перевести туда отца. Но в больнице «не хотели с этим возиться». Юлия говорит, что к этому моменту родные Владимира были уже на грани нервного срыва: они даже хотели ехать обратно в Лисичанск, чтобы положить его «в нормальную больницу». «А заведующая рассмеялась ей в лицо и сказала: „Женщина, он у вас поломается по дороге. У него же метастазы в костях“», — пересказывает Юлия.

В итоге Владимира всё же перевезли в паллиативное отделение под Калугой, но только после того, как в дело вмешался фонд «Вера». Сотрудники НКО позвонили заместителю главного врача и сказали, что займутся вопросом. Заместитель, по словам Юлии, «испугался, что какая-то Москва хочет у него больного забрать», и сам устроил перевод Владимира в другое учреждение.

Новая больница семье понравилась больше. «Там хорошие условия были, — говорит Юлия. — Единственное, попросили привезти подгузники для взрослых. Владимир пробыл он там всего несколько дней и умер, по-моему, на четвёртые сутки».

Любовь — жена Владимира — рассказывает, что они с мужем прожили вместе почти 45 лет. В последние годы они часто спорили из-за политических взглядов. Любовь с симпатией относилась к российскому правительству, а муж «доказывал за Украину». «Ну я больше уступала, — говорит она. — Побурчит-побурчит, да успокоится. Больной человек, нервы не в порядке. А теперь что уж говорить…».

Оказавшись в России, семья была неприятно удивлена тем, как с ними обращались в больнице. «Они уверены, что к ним относятся как к второму сорту, потому, что они беженцы и украинцы, — говорит волонтёрка Юля. — Но мы-то знаем, что так часто бывает и с гражданами России».

«Если бы каждого водили за ручку, они бы быстро получали помощь»

На сегодняшний день беженцы в России могут рассчитывать на несколько видов медицинской помощи. Они могут обратиться в поликлинику за первичной амбулаторной помощью или вызвать скорую (как поступили родные Владимира).

Для того, чтобы воспользоваться многими другими услугами — например, получить плановое лечение в больнице — нужно иметь полис ОМС. У Владимира он был, но многие другие беженцы ждут его месяцами.

По закону граждане Украины и жители так называемых ЛНР и ДНР имеют право получить этот полис в России. Для этого им нужно предъявить имеющиеся документы — например, удостоверение беженца, свидетельство о предоставлении временного убежища или вид на жительство в РФ. Полис ОМС даёт доступ к помощи, которая прописана в Программе государственных гарантий бесплатного оказания гражданам медицинской помощи.

Но оформление документов часто занимает не один месяц, а медпомощь может понадобиться раньше. Если человек ждёт решения о получении временного убежища или признания беженцем, он получает свидетельство о рассмотрении ходатайства. Те, кто подался на статус беженца, в процессе ожидания могут получить ОМС по такому свидетельству. Но те, кто ждут временного убежища, воспользоваться услугами ОМС не могут.

При этом украинцы гораздо чаще просят о временном убежище, потому что получить статус беженца очень сложно — много отказов. По словам пресс-секретаря комитета «Гражданское содействие» Николая Ворошилова, за первый квартал 2022 года это удостоверение получили всего два человека, а свидетельство о предоставлении временного убежища — около пяти тысяч человек. Выходит, что большинство беженцев в процессе ожидания своих документов не могут претендовать на лечение по ОМС.

Историю одного такого пациента рассказала в своём телеграм-канала Лида Мониава, директор по развитию благотворительного фонда «Дом с маяком», которая с начала войны занимается гуманитарной помощью беженцам.

Мужчина вместе с семьёй уехал из Украины, спасаясь от боевых действий. В России он устроился работать на стройку, там упал с четвертого этажа и получил травму позвоночника и переломы. Помимо первой помощи, для восстановления ему требовалась дорогостоящая операция. К тому моменту он не оформил бумаги о статусе получения временного убежища и не получил ОМС, по которому её могли бы сделать.

«Наш юрист думала, реально ли это сделать в короткие сроки без личного присутствия лежачего мужчины во всех инстанциях — нереально, — написала Мониава. — Когда мы оформим ему статус и ОМС, операцию будет делать поздно и бессмысленно. Без операции мужчина в 31 год останется лежачим. С операцией — скорее всего снова станет дееспособным».

В итоге триста тысяч рублей оплатил работодатель мужчины, ещё 110 тысяч собрали подписчики Мониавы. Деньги для мужчины нашлись быстро. Но число прибывших в Россию с февраля беженцев из Украины превысило 3,4 млн человек, и волонтёрской помощи не может хватить на каждого.

Что касается тех услуг, которые доступны всем беженцам независимо от статуса и наличия полиса, то обращаются за ними далеко не все. Марина (имя изменено), волонтёрка, которая координирует решение сложных медицинских вопросов среди беженцев, объясняет, что многие беженцы не знают о своих правах. Часто о них не осведомлены и врачи на местах — поэтому по незнанию они могут отказывать пациентам.

Сложнее всего из-за этого приходится хроническим больным и больным с тяжёлыми социально значимыми заболеваниями. «Эти люди в большинстве случаев уже пожилые, не очень здоровые, не очень мобильные, живущие в ПВР или на съёмных квартирах с дефицитом денег, знаний и понимания, как нужно этот процесс выстраивать, — объясняет Марина. — Если бы каждого из них водили за ручку, я думаю, они бы достаточно быстро получали свои медицинские документы и помощь, но за ручку их обычно никто не водит. А сами они зачастую не предпринимают достаточных усилий для получения статуса и, соответственно, получения полиса».

Николай Ворошилов из «Гражданского содействия» подтверждает: люди с хроническими заболеваниями или состояниями, требующими специализированной помощи, оказываются в наиболее уязвимом положении. Они дезадаптированы, морально и финансово истощены и не имеют сил, чтобы заниматься собственным здоровьем, а без терапии оно только ухудшается. Если такие люди обращаются в комитет «Гражданское содействие», их обычно перенаправляют в фонды, которые занимаются адресными сборами.

«Я здесь достаточно жёстко смотрю на ситуацию, — говорит волонтёрка Марина. — Если вы хотите оставаться в России, особенно если вы тяжело болеете, то первым делом нужно получать статус беженца или временное убежище, чтобы получить полис и регулярный доступ к медицинской помощи».

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

«ВИЧ-положительные беженцы боятся депортации»

Даже если человек получил полис ОМС в России, он не во всех случаях может получить лечение — есть хронические заболевания, которые страховка не покрывает. Например, ВИЧ. Люди с этой инфекцией должны принимать специальную терапию всю жизнь. Только тогда они защищены от СПИДа, то есть от тяжёлых заболеваний, сопутствующих нелеченной ВИЧ-инфекции, и смерти. Кроме того, принимающие терапию ВИЧ+ люди с подавленной вирусной нагрузкой не могут передать вирус половому партнёру.

Россияне с ВИЧ для получения терапии обращаются в специальные центры СПИД. Но граждане других стран этого обычно не делают, потому что боятся, что их вышлют из страны — в России действует закон о депортации иностранцев с ВИЧ. В Госдуме пообещали изменить эти требования российского законодательства в отношении граждан «ЛНР», «ДНР» и Украины. Но в какие сроки закон откорректируют — неизвестно.

В Роспотребнадзоре «Коммерсанту» заявили, что «ВИЧ-положительные беженцы из „ДНР“, „ЛНР“ и с Украины подлежат постановке на учёт в центрах СПИД, после чего каждому становится доступна необходимая терапия». Получается, закон о депортации не распространяется на украинских беженцев. Но многие из них не знают об этом и не обращаются за терапией. Кроме того, в центрах СПИД нет алгоритмов для работы с беженцами и сотрудники сами не знают, могут ли предоставлять им лечение, говорит Денис Годлевский, руководитель «Коалиции по готовности к лечению».

Всё вместе это затрудняет доступ к жизненно необходимым таблеткам людям, покинувшим Украину, а прерывать лечение крайне нежелательно, чтобы не допустить развития устойчивости к лекарствам.

Помогают ВИЧ-положительным беженцам общественные организации. Как рассказал «Вёрстке» Годлевский, к сервису HelpHIV с начала с февраля 2022 года обратилось более 200 граждан Украины, оказавшихся в России без доступа к антиретровирусной терапии от ВИЧ.

«Как правило, люди бегут из своей страны, оставляют свои дома и дай бог, если у них с собой есть запас терапии. Если запаса нет, то им нужна помощь ВИЧ-сервисных организаций, хотя бы на месяц, — объясняет Годлевский. — Примерно треть обратившихся спустя время обращаются повторно, а некоторые — даже трижды. Многие из них говорят, что хотели бы остаться в России, но у них возникают сложности как с получением антиретровирусной терапии в государственной системе, так и с получением статуса. В результате они не могут быстро воспользоваться бесплатной системой здравоохранения».

Общественное движение «Пациентский контроль» недавно обращалось в Минздрав РФ с просьбой гарантировать и организовать выдачу современных препаратов людям, вынужденно покинувшим Украину и прибывшим в Россию. В своём ответе Минздрав переложил всю ответственность на регионы, сославшись на то, что они могут самостоятельно закупать лекарства, чтобы обеспечить ими беженцев.

«Главное требование пациентских организаций к лицам, принимающим решения — пришлите наконец в регионы чёткий алгоритм, как работать с беженцами, — говорит про это Годлевский. — Вот к вам пришёл беженец — вы ему выдайте таблетки, а бумажки просто оформляйте каким-то понятным образом. Чтобы не было ситуации „кто в лес, кто по дрова“».

С ВИЧ-положительной беженкой столкнулся этой весной и Сергей Иевков, врач и руководитель «Благотворительной больницы» для бездомных в Санкт-Петербурге. Правда, как оказалось, она находится в России уже с 2014 года.

«То есть она не после 24-го февраля тут, но это никак не не умаляет того, что её бомбили — она из Горловки. Восемь лет назад она убежала от войны, потеряла украинский паспорт и с того момента жила в Петербурге без паспорта. И она бесправная здесь, в России», — рассказал он «Вёрстке».

Кроме ВИЧ у 41-летней Елены обнаружился ещё и рак. Онкологический диагноз ей поставили после экстренной госпитализации по скорой с маточным кровотечением, но лечить дальше её без документов не стали. К моменту, когда Иевков узнал о ней, Елене уже трудно было вставать с кровати (она снимала комнату вместе с партнёром).

Иевкову удалось привлечь к обследованию и лечению Елены и государственные учреждения (инфекционную больницу им. Боткина, Санкт-Петербургский Центр СПИД), и партнёров из НКО (фонд «Диакония», «Хоспис на дому»), положить её в больницу для подбора лечения ВИЧ и рака.

«У неё была очень тяжелая анемия, к которой она как-то приспособилась, но без лечения она в какой-то момент просто загрузилась бы и умерла. Без посторонней помощи она бы точно не справилась, и ещё бы мучилась от сильных болей», — уверен Иевков.

Сейчас Елена снова в больнице — в отделении реанимации. После первого курса химиотерапии ей понадобилось переливание крови. Документов у неё всё ещё нет.

«Её курирует надомная паллиативная служба, я им её передал для постоянной очной курации, они и химию проводят, и обезбол выдают. Мне как раз позвонил врач паллиатива и спросил, что делать с низким гемоглобином. Ну я и проинструктировал, как вызвать скорую и что сказать, чтобы в больницу увезли, — пояснил Иевков. — АРВТ я на 2 месяца достал и иные лекарства. Пока она не на ИВЛ, дышит сама».

Родители детей с аутизмом попадают в замкнутый круг

Проблемы также возникают у людей с психиатрическими диагнозами. По российским законам, иностранные граждане и лица без гражданства имеют право бесплатно получать психиатрическую помощь на территории России. В реальности они часто остаются вообще без лечения.

Часто это связано с тем, что для получения бесплатной психиатрической поддержки вне стационара людям нужна регистрация по месту жительства. Как рассказала «Вёрстке» исполнительный директор организации «Контакт», помогающей детям с расстройствами аутистического спектра (РАС), Елена Багарадникова, из-за этого многие получают отказы в лечении — причём не только иностранцы, но и россияне, которые пытаются обратиться за помощью не по прописке.

Сейчас, по словам Багарадниковой, многие украинские дети с РАС не могут получить нужные лекарства в России из-за этой бюрократической преграды. «Детям с РАС нужен подбор препаратов, — говорит она. — Многие дети беженцев в крайне плохом состоянии, потому что все эти события на психику влияют очень сильно. У них происходят чудовищные откаты в развитии. Дети теряют социально-бытовые навыки, они боятся выйти из дома, проявляют агрессию и аутоагрессию, некоторые даже теряют способность обслужить себя при походе в туалет».

В итоге родителям приходится обращаться за платной психиатрической помощью для детей. Беженцы тратят на это собственные средства или прибегают к помощи фондов. По словам Багарадниковой, семьи попадают в замкнутый круг: им нужны деньги для лечения ребенка, но на работу они устроиться не могут, потому что за ребёнком с ментальными нарушениями нужен постоянный присмотр, особенно если его состояние ухудшилось из-за стресса.

Багарадникова подсчитала, что только за последний месяц к ней обратились 10 семей беженцев с такой проблемой. Сейчас их поток увеличивается из-за приближения первого сентября. Без регистрации ребёнок не может даже пройти психолого-медико-педагогическую комиссию, чтобы пойти в детский сад или школу и получать специализированную помощь в связи с особыми образовательными потребностями. Пойти в обычные учреждения такие дети не могут: из-за особенностей поведения, которые сопровождают РАС, им часто нужен тьютор. По прогнозам Багарадниковой, обратившиеся к ней беженцы смогут получить нужные документы и помощь не раньше января.

Фото на обложке: Александр Коряков / Коммерсантъ

Редакция «Вёрстки»